Как там говорят — замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть. Или это девок касается? Да какая собственно разница. Главное, что точно сказано, а остальное неважно. Какие его годы, женится еще. Там на Земле не спешил, а тут-то куда? Ни кола, ни двора, как у того латыша, у которого хрен да душа. Короче, ну их эти мысли.
Вот ведь богатство и бедность языка — «скрип». Вот скрипит снег. А вот скрип упряжи. А вот это уже свою лепту вносит скрип дерева. Все скрипит, но все на свои лады и у каждого своя природа, свой характер. А вон Бедрич, потянутся, тоже видать скрип своих косточек услышал, не иначе. Ну да оно и понятно. Вторые сутки уж на исходе как в пути.
Но вон он форт Опань, на взгорочке приютился, рядом с ним небольшой поселок, который обещает приют и отдых. Над поселком низко стелется дым, это из-за низкого атмосферного давления. В такую погоду на рыбалку лучше не ходить, напрасно потерянное время. Но если тебе достаточно просто посидеть и попялиться на поплавок или водную гладь, то тогда оно конечно без разницы. Но если ты заточен на результат… Словом, повесь дома на стену барометр, тогда больше шансов, что не будешь кататься в холостую.
Да, рыбалка это хорошо, но не ко времени. Сейчас бы добраться до гостиницы и принять на грудь для согрева, а потом завалиться в теплую и чистую постель. Можно бы и баньку принять, но вряд ли они ее в это время будут топить. Если бы суббота или постояльцы баловали частыми наездами, то тогда скорее всего и банька была бы наготове. А так… Пока то да се. Пока сдадут тела, пока ответят на вопросы. Как придут в гостиницу, так останется только рухнуть на койку и спать. Нет, если закажут, то ее вполне истопят, а чего не истопить, если это за отдельную плату. Но тут как минимум пара часов нужна, чтобы банька хоть как-то протопилась. И кто столько будет ждать? Да они уже третий сон видеть будут. Хм. А ведь можно и иначе.
— Бедрич, правь через поселок.
— А оно надо, сани полные мертвяков через поселок гнать.
Зимы здесь были очень даже снежными, так что санями никого не удивишь. Опять же, в ночь после происшествия навалило того снега изрядно. Не в повозке же везти побитых. Кстати, тела под парусиной сейчас лежат в чем мать родила. Нет, это не Сергей с Алексеем, тот так и спал, когда Варакин и старший Кафка выезжали с хутора. Обобрали погибших до нитки, хозяйственные хуторяне.
Сергей хотел было возмутиться, но потом отмахнулся. А кто он собственно, чтобы судить их? Ладно бы с достатком у тех было все в порядке, так ведь нет этого. Вот и решили, что нечего добрым вещам в землю ложиться, если еще могут сослужить службу. И потом. Как оружие, так трофей, а как одежда, так и нос воротить? Нет уж. Сказал «А», говори и «Б».
Сергей не хотел так торопиться и направляться в Опань. Оно ведь и дорога не такая уж и безопасная. Но с другой стороны, местные вроде говорили, что пинки откочевывают к зимним стоянкам и в набеги не ходят. Так что отсюда опасности вроде никакой, разве только путешествие по заснеженной равнине то еще удовольствие.
Но тут свое слово сказала Даска. Мало ли кто и как прознает о случившемся. Если сообщить обо всем вовремя, то неприятности сторонкой обойдут. Здесь Сергей мог с ней согласиться. Мало, что он сам был из забытого Богом медвежьего угла, но и там с законом старались в трения не вступать. Есть вариант не наживать головную боль, лучше уж так, чем потом с досадой качать головой. Вот сдадут трупы, обскажут, что и как было. Комендант проведет дознание и можно жить дальше спокойно, не оглядываясь.
Опять же, Сергею и Алексею нужно подумать о легализации своего положения. Здесь, на границе, доброе отношение с комендантом будет немалым подспорьем в решении этого вопроса. Иными словами, он просто выпишет им справку, при помощи которой в ближайшем городе можно будет оформить паспорта.
Нда. С мертвяками через поселок… Все же лишнее это. Стоп. А зачем соваться туда с санями? Пусть себе Бедрич правит к форту, а Сергей завернет к гостинице. Тут уж не открытая степь, жилье человеческое рядом, а потому опасности никакой, так что можно и одного его оставить.
— Бедрич, ты правь к форту, а я пока к гостинице метнусь.
Кафка был готов провести еще одну ночь в парусиновой палатке, но подобное никак не входило в планы Сергея, поэтому он заверил, что расходы по их проживанию он берет на себя и возражений не потерпит.
— Чего ты в гостиницу собрался? Боишься мест не будет?
— Очень смешно. Мы пока будем с комендантом бодаться, хозяин успеет баньку истопить. Как, не откажешься от баньки?
— Шутишь!
— Во! И я о том же.
— Сергей, — вдруг окликнул Бедрич, уже собиравшегося пришпорить коня, Варакина.
— Чего?
— Ты это… Повиниться я хотел…
Ну да. Кафка уж вторые сутки сам не свой, а вернее третьи. Природа такого поведения Сергею прекрасно понятна, мается мужик, стыд его съедает, а это дело такое… Если человеку стыдно за поступки или мысли свои, даже если никто о них ни сном ни духом, это лежит тяжким грузом на душе. Тут конечно все зависит от того, что это за человек — если погань какая бессовестная, то тому как с гуся вода. А если человек нормальный… А вот повинишься, и сразу на душе легче, даже если тебя и не простят. Даже если до того и не знали вовсе ничего. Тут ведь главное не отношение других, хотя и это не маловажно, но главное это ты сам.
— А стоит ли, Бедрич?
— Стоит, Сереж. Я ведь нехорошо про тебя и Алексея подумал. Вы… А я… Завидно мне стало. Бог с ним с оружием, но деньги, лошади, упряжь… Простил бы ты меня.