— Ты чего на брата-то взъелся, Радос? — С задорной улыбкой остановил парня Сергей, хлопнув его по крутому плечу, — Нешто он тебе плохого желает?
— Так издевается же.
— Ну уж тебя и подразнить нельзя.
— Так не отдаст за меня Гнеську ее отец. Они уж три года как обустроились близ форта Опань, а мы только прибыли, да еще и на пинкскую территорию направились.
— Ну и что? Вам льготы положены, никаких налогов, только обживаться. Семья вы работящая, вон твой отец говорит, земля эта сама молит о плуге, так что очень скоро подниметесь.
— Так опасно здесь.
— Ну если она тебя любит, то… А она тебя любит?
— Не знаю, — покраснев, куда девке, произнес Радос.
— Здрасте приехали. Ну вы хоть встречались? — Удивлению Сергея не было предела.
— Встречались. Мы на гульбище вместе ходили.
— В смысле — вдвоем?
— Нет. Но она там тоже была. Мы даже один раз вместе танцевали кабру.
Ага. Кабра, это местный танец, что-то вроде кадрили. Рустины вообще во многом напоминали славян и многие обычаи были похожи. С другой стороны, люди они везде люди. Вот взять то же гостеприимство, которое в ходу у очень даже многих народов, не имеющих общих корней, а подчас и веры. Или кровная месть, которая была у всех народов без исключения, просто где-то этот обычай повыветрился, подзабылся, а где-то нет. А привилегированное положение мужчин по отношении к женщинам, это и вовсе повсеместно. Словом схожести можно было удивляться, но не так чтобы проводить параллели. Рустины, они и есть рустины и к славянам отношения не имеют, хотя и есть сходства в обычаях, в быту и культуре. Вот кабра, например, веселый разбитной танец, который нужно танцевать в паре, как и кадриль, которая задорная и непокорная.
— Радос, а ты ей хотя бы говорил, что она тебе нравится, — не унимался Сергей. По сердцу ему этот паренек, хотелось бы помочь, вот только еще знать бы как.
— Да чего ты пристал, дядько Сергей?
— Так помочь хочу дуралей.
— А ты и без того помогаешь. Как будет у нас дом, как станем крепко на ноги, как увидят, что мы добрые хозяева, а не голытьба подзаборная, так моему отцу с ее батюшкой сговориться проще будет.
— Ага. Это я понял. Нет, это ты правильно сказал. Вот молодец. Слышишь Алексей, какие правильные речи толкать может наш молодой обалдуй, куда Ленину на броневике.
— Ты, чего дядько Сергей? — Понимая, что тут есть какая-то подковырка, растерянно произнес Радос.
— Да ничего. Хочешь чтобы все видели какой ты весь из себя хозяйственный и работящий, для начала будь им.
— Как это?
— Работать начинай, а не в облаках витай. Чем крепче будешь работать, тем быстрее станет дом. Чем больше души в него вложишь, тем он будет краше. А если будешь только мечтать и думать о том, как все будет замечательно и как ты всем все докажешь, то нихрена у тебя не будет. Понял, йок макарек?
— Понял.
— Вот и молодец. Взял топор и пошел рубить ветки. А ты чего смотришь, бери пилу, не видишь наш возница уже вернулся, а бабы готовы порвать на фашистский флаг за медленную работу.
— Ты чего завелся, Сергей? — удивился Алексей.
— Да задолбался батрачить. Мы без труда можем срубить себе избушку и перезимовать в ней. Я здесь видел соболей и много кстати. Вон чтобы не потерять собак, приходится их держать на привязи. С местными пинками договориться без проблем. Подкинем вождю этот немудреный огнестрел, так он нам легко позволит жить здесь в свое удовольствие. Так что за осень и зиму сможем набить предостаточно пушнины.
— Сереж, ну ты же понимаешь, что промыслом нам много не заработать.
— А тут мы вовсе задаром, горбатимся, а так бы на себя работали, — разумеется говорили они на русском, незачем Кафкам знать, о чем именно думают их работники.
— Сергей, вот скажи, ты много зарабатывал охотой?
— Мне на жизнь хватало.
— Понимаю. Но я не хочу всю жизнь прожить в тайге.
— Здесь это называется чаща.
— А мне без разницы. Я и сам этого не хочу и тебе не позволю. А для начала нам нужно хотя бы понять, куда мы попали, изучить язык и письменность.
— Леш, я конечно понимаю в книжках, что я читал, попавшие в нашу ситуацию все сразу показывают всем кузькину мать и ставят все с ног на голову. Но ты опустись на грешную Землю. Я охотник промысловик в потрясатели мира не гожусь, да и не хочу я этого.
— Глобус.
— Что, Глобус?
— Если опускаться, то на Глобус. Забыл? Именно так местные называют свою планету, а Земля осталась непонятно где.
У местных очень даже имелось такое обозначение суши как земля, но вот свой шарик они именовали Глобусом, по названию макета планеты. Вообще-то звучало это несколько иначе, на каком-то древнем и уже мертвом языке, аналоге латыни на Земле — Аглаулибарти, язык сломаешь, так что лучше уж Глобус.
— Да что ты меня путаешь. Глобус, Земля, какая разница. Тут все одинаковое и я так думаю, что это все та же планета, только параллельные миры, — отмахнулся Сергей.
— Может и так, но как у нас говорят со своим кадилом в чужую церковь не ходят. И потом, тайгу ты вполне по местному чащей называешь, так что изволь. А что касается дальнейшего жития, то попомни мои слова, ты на пушном промысле не так чтобы и много заработаешь. У тебя есть отличные собаки, что дает неоспоримое преимущество над другими, у тебя есть великолепное оружие, какого нет ни у кого, тут об оптике и слыхом не слыхивали. Ты превосходный стрелок, каких еще поискать. Но скажи, а сколько будет стоить в местных условиях изготовить боеприпасы к нашим карабинам? Ведь с ними все не слава богу. К винтовкам проблема как с пулей, так и с гильзами. Ну может по второму кругу можно будет использовать наши гильзы, но тогда капсюля нужны другие, местные слишком героических пропорций. Сколько будет стоить изготовление эксклюзивных капсюлей и пуль?